Он вздрогнул.

О Боже!

– Иногда на меня накатывает страх, что все это сон, – шептала она, зачарованно глядя на него. Ее палец скользнул по твердому выступу его подбородка, по высоким скулам, по золотистым прядям волос, спадавшим на его лоб. – Я боюсь проснуться и обнаружить, что я в лечебнице и ты только снился мне.

– Увы, я более чем реален, – сказал он. Голос его прозвучал надтреснуто.

– Макс, скажи, почему ты женился на мне? Ты ведь красивый, а я... – Она не могла подобрать слова. – Ты же мог жениться на какой-нибудь хорошенькой девушке.

Он открыл глаза. В его взгляде сквозила мука.

–Мари, ты не представляешь себе, как ты хороша. Ты так хороша, что я вряд ли смогу описать это словами.

Она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.

–Не надо, Макс. Я знаю, это неправда. – Она опустила голову и убрала руку с его лица. – Сегодня продавщица в магазине посоветовала мне надевать шляпу с широкими полями. Я не сразу поняла, что она хотела этим сказать, но когда мы приехали домой, я... села за туалетный столик и... хорошенько рассмотрела себя в зеркало. – Она облизнула пересохшие губы. – И я поняла, что отличаюсь от нее. Отличаюсь от тех дам, которых видела сегодня в парке, от официантки, которая поила меня шоколадом. Я такая... гадкая.

Какое-то время он молчал.

–Мари.

Он произнес ее имя мягко, но в его голосе она уловила требовательные нотки. Она подняла голову и увидела его пронзительный взгляд.

–Хочешь, я расскажу, что я вижу, когда смотрю на тебя?

Она не смогла ответить, завороженная этим мерцающим взглядом.

–Я вижу свет, исходящий от тебя, – прошептал он. – Я вижу женщину умную, добрую, непредсказуемую. Женщину, которая обладает гораздо большим, нежели миловидная внешность. – Он лежал неподвижно, но она почти физически ощущала, как его слова и глаза ласкают ее лицо. -В твоих чертах есть сила и хрупкость, которые и составляют истинную женственность, Мари. Твоя кожа, прозрачна и нежна, как лепесток белой розы, а эта ямочка на подбородке говорит об упорстве. Твои глаза удивительны, Мари, они манят и притягивают. А твои губы...

Он вдруг замолчал.

А когда заговорил снова, его голос был совсем охрипшим:

–Они такие сладкие, что...

Мари лежала не дыша, обмирая от каждого его слова.

–Макс... – Она заморгала, прогоняя слезы, и улыбнулась. – А говорил, что не сможешь найти слов...

–Ради тебя стоит потрудиться, – ответил он.

Одна непослушная слеза выкатилась из ее глаза.

– Макс, с тобой я чувствую себя... какой-то особенной... и красивой.

– Ты и есть особенная и красивая. – Возможно, это опять был свет лампы, игравший в его глазах, но ей почудилось, что они увлажнились. – Когда я впервые обнял тебя, впервые заглянул в твои глаза, я понял, что женщины, равной тебе, в моей жизни уже не будет.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, в сумрачной мерцающей глубине которого таилось нечто такое, названия чему она пока не знала, а потом вдруг отодвинулся от нее Мари поймала его руку.

–Нет, – тихо взмолилась она, переплетая свои пальцы с его. – Макс, я хочу... – Нет, она решительно не находила слов, чтобы рассказать ему о своем желании. Оно было незнакомым и непонятным, но необычайно сильным.

– Мари, – закрыв глаза, проговорил он. – Прошу тебя, засыпай.

– Я не могу спать. Я... хочу... тебя. Хочу, чтобы ты трогал меня. Мне нравится, когда ты трогаешь меня, я хочу снова почувствовать это. Хочу быть с тобой. Сегодня и всегда. – Найдя наконец верные слова, она тихо вздохнула и повторила их снова. – Я хочу, чтобы ты трогал меня, Макс.

И в тот же миг почувствовала, как он задрожал. Он открыл глаза и, заглянув в них, она увидела огонь.

–Мари, если я буду трогать тебя так, как хочу я, то я причиню тебе боль.

Ее бросило в жар. Как будто огонь, пылавший в его взгляде, перекинулся на нее и, стремительно расползаясь по ее телу, лизнул своим жарким языком какое-то тайное, еще не открытое ею местечко, которое в ответ затрепетало, затем словно стало набухать, а потом нестерпимо заныло. Она не знала, что он имеет в виду, но инстинктивно поняла. Почувствовала, что это как-то связано с жарким и все усиливающимся ощущением внутри нее. С этим неведомым желанием, заставляющим ее столь сильно дрожать.

–Нет, – тихо и убежденно сказала она, – ты не сделаешь мне больно.

Он резко выдохнул:

– Ты просто не знаешь.

– Но я верю тебе, Макс. Ты не можешь сделать мне больно. Даже когда ты сегодня сердился на меня, ты не причинил мне боли. Я верю тебе.

Он не ответил, не шелохнулся, только его грудь тяжело вздымалась.

Не выпуская его руки из своей, другой рукой она потянулась к треугольному вырезу его халата и положила ладонь на его обнаженную грудь.

–Макс, – прошептала она, – разве тебе больно, когда я трогаю тебя?

В ответ она услышала мучительный стон.

Робко и осторожно, словно желая найти ответ на свой вопрос, она провела пальцами по его груди – и восторг заполонил ее. Она ощутила его плоскую широкую грудь, гладкую, туго натянутую на упругих мышцах кожу, жесткие, чуть колючие волоски. Он совсем другой, не такой, как она. Как странно это и как чудесно!

– Разве я делаю тебе больно? – снова спросила она и не узнала свой охрипший вдруг голос.

– Нет!

Его отчаянное нет привело ее в некоторое замешательство. Непонятно, к чему оно относилось: то ли к ее вопросу, то ли к чему-то иному. Но очарованная теплом его тела, биением его сердца, ощущением крепкой, мускулистой мужской груди, она скользнула по ней ниже, следуя по постепенно сужающейся тропинке темно-золотистых волос.

Казалось, он перестал дышать, и вдруг... весь задрожал.

Это наполнило ее благоговейным страхом. Она заставила его дрожать! И в тот же миг она поняла, что не злость была причиной его скованности, а она – Мари. Ей никогда не приходило в голову, что ее прикосновение может вызвать в нем ту же реакцию, какой всякий раз отвечала она сама, когда он дотрагивался до нее. Она даже не догадывалась, как может замирать его дыхание в ответ на нее – точно так же, как замирало ее в ответ на него.

Он, такой большой, сильный, твердый., дрожит от ее прикосновения.