Макс чувствовал, как дрожит хрупкое тело Мари, но запретил себе думать о ее страхах. Старался не думать и о своих, задвинув все чувства и ощущения в дальний угол сознания. Размытыми дорогами, вдоль лесов, мимо полей мчались они прочь от Луирета. Вечер перешел в ночь, в небе повисла луна, но конь мчал их все дальше и дальше. И только когда город остался далеко позади, Макс чуть умерил бег коня.

С вершины каждого встречавшегося на их пути холма Макс оглядывал окрестности, проверяя, нет ли погони. Но никто не преследовал их. По-видимому, приятели ле Бона слишком поздно осознали случившееся; Макс вместе с главной хранительницей сведений исчез раньше, чем они успели организовать погоню.

Он крепко прижимал ее к себе. Молча, ничего не объясняя, он просто гнал коня – сначала на восток, потом на юг, и снова на запад. Множество обстоятельств, и притом весьма неприятных, одно за другими проскакивали у него в голове.

Ле Бон назвал его настоящее имя.

Человек, которого он застрелил, тоже успел произнести его.

Французы знали, что их путь будет лежать через Луирет, и поджидали их.

Значит, тот предатель был не единственным в стане британцев.

Внутри у него все оборвалось. Только троим был известен их маршрут: ему, Вульфу и Флемингу.

Кто-то из них – либо Вульф, либо Флеминг – сотрудничает с французами.

Или оба.

Хотя, нет. Кто-то один. Иначе зачем было возлагать подобную миссию на Макса?

Один из них верен королю, а другой... другой предал его.

Но кто?

Измученный конь начал спотыкаться. Макс, выйдя из напряженного раздумья, пожалел бедное животное, пустил его шагом и оглянулся вокруг в поисках места, где они с Мари могли бы устроиться на ночлег.

Вокруг простирались только поля и не было видно ни единой деревушки. И вдобавок ко всему начался дождь. Мелкая морось вскоре обернулась проливным дождем; потоки воды, низвергаясь на землю, размывали дороги и грозили вымочить его и Мири до костей. Макс стянул с себя плащ и набросил его на плечи Мари.

– Нет, – запротестовала она. – А как же ты?

– Не спорь.

Она замолчала. И больше не произнесла ни слова. Тягостные предчувствия одолевали его: казалось, этот ливень служит провозвестником непогоды другого рода. Тот факт, что Mapи предпочла его ле Бону мог, конечно, служить некоторым утешением. Он вспоминал, каким растерянным, испуганным взглядом смотрела она на своего брата; тот говорил слишком быстро, и она вряд ли поняла его.

Однако он чувствовал, что у нее есть вопросы к нему, и поэтому не знал, как относиться к ее молчанию. Возможно, она просто устала. Он был так рад, что они вырвались из Луирета, что не стал утруждать себя раздумьями на этот счет. Другие, более неотложные заботы, занимали его.

Пока ему удается обставлять французов, но что будет дальше?

Он должен добраться до Бретани и сесть там на судно, которое доставит их в Англию. Но отправиться на бретонское побережье сейчас, когда он знает о предательстве, равносильно самоубийству. Однако он должен как-то выбраться из Франции. И поскорее. Друзья ле Бона, вооруженные до зубов, будут патрулировать все дороги.

В то время как он лишился своего саквояжа, набитого оружием и разнообразными хитрыми штуками. Когда тот покатился по ступенькам, у него не было времени спуститься за ним. Он просто вынужден был оставить его.

Все, что он имеет на данный момент, это небольшая дуэльная пистоль и двуствольный мушкет. Ни в том, ни в другом нет ни единой пули. Есть еще стальные ножи, зачехленные и спрятанные за голенищем сапога. А также маленький пакетик с порохом и еще кое-какая амуниция, рассованная по карманам плаща.

Как, скажите на милость, имея столь скудные запасы оружия, сможет он миновать французские патрули и пересечь пролив?

Здравый смысл подсказывал ему, что всех задач разом не решить, и будет лучше, если он займется какой-то одной. В настоящий момент они находятся в глуши и им пока требуются только крыша, еда и отдых.

К великой его радости – словно Бог решил, что на сегодня Макс д'Авенант натерпелся сполна – одна из этих трех потребностей материализовалась на склоне ближайшего холма. Крошечный домишко, размерами походивший скорее на хижину лесника, с ветхой соломенной крышей выступил вдруг из темноты.

Остановив коня, он несколько секунд обдумывал возможности. Огней в доме не было, печь не топилась. Он не заметил никаких признаков жизни. Вид у хибары не самый приветливый, но ничего другого им пока не светит. Их конь едва держится на ногах.

И Мари вся дрожит от холода.

Макс пришпорил коня и направил его по заросшей тропинке, которая вела к дому.

Остановившись в нескольких ярдах от дома, он спешился. Мари спрыгнула на землю, не дожидаясь его помощи.

Он убрал со лба мокрые волосы, закрывавшие глаза.

– Жди здесь.

Подойдя к дому, он тихо постучал. Старая деревянная Дверь, болтавшаяся на проржавевших петлях, со скрипом качнулась и открылась. Макс осторожно ступил внутрь. Луна спряталась за тучами, и кругом стоял беспросветный мрак. Он на ощупь двинулся вперед. Ему удалось выяснить только, что в доме одна, совершенно голая комната с грязными полами и осклизлыми, заплесневевшими стенами.

А еще он понял, что крыша совсем прохудилась: на полу была скорее слякоть, чем грязь. Так что в доме такая же сырость, как снаружи.

К тому же он не обнаружил никаких запасов продовольствия. Видно, обитатели этого убогого жилища покинули его в одну из голодных зим, в надежде на лучшую долю перебравшись в город.

Выйдя из хибары, Макс прошел во двор, желая проверить сарай для скота. К счастью, тот оказался куда в лучшем состоянии: площадью примерно в десять квадратов, с довольно крепкими деревянными стенами и новой крышей, видимо, перестланной в не самом далеком прошлом. На полу лежали груды соломы – чистой и сухой.

Похоже, жившие здесь крестьяне заботились о своем скоте лучше, чем о себе.

Застланный соломой сарай для скота был, конечно, не самым элегантным местом для ночлега, но он предлагал им крышу над головой и обещал несколько часов отдыха. Да и коню здесь должно было быть неплохо. Его можно привязать во дворе, пусть щиплет траву. А о пище для них Макс позаботится утром.