Он повернулся и пошел за Мари. Насквозь промокший, он вдруг ощутил такую усталость и ломоту в теле, что едва смог улыбнуться ей.

– Давай отдохнем здесь. В доме сыро и грязно, но сарай сухой.

Да, видно, он здорово устал, если не обратил внимания, что она промолчала в ответ, если не заметил даже, как крепко сжимает она вожжи.

Он понял это, только когда протянул руку за ними, а Мари вдруг отдернула их и... попятилась.

– Мари?

Холодная оторопь овладела им. Даже при скудном свете луны, едва пробивавшемся из-за туч, он разглядел выражение ее глаз. Он уже видел его однажды. Там, в лечебнице, когда впервые предстал пред ней.

Оно было недоверчивым, даже подозрительным.

Казалось, она готова вскочить на коня и умчаться.

Вместе с его плащом, со всем его оружием и деньгами.

Он отчаянно боролся с охватившим его волнением. Как же он не понял раньше, что у нее на уме? Ведь она молчала вовсе не оттого, что была ошеломлена случившимся, и не от усталости. И дрожала вовсе не от холода. Она боялась.

Боялась его. Она раздумывала, как ей быть.

Далеко она, конечно, не ускачет. Конь не протянет и трех миль.

Но он все равно должен остановить ее. Уговорами ли, силой ли – но не дать ей сбежать.

Господи, неужели придется применять силу? Господи, не допусти этого!

– Мари, – как можно спокойнее заговорил он, – день был долгим и трудным. Мы оба устали. Давай укроемся от дождя.

Не выпуская из рук поводьев и беспокойно глядя ему в глаза, она снова попятилась.

– Макс. Я, конечно, не все поняла, что сказал тот мужчина, но... кое-что поняла. Он сказал, что ты мне не муж. Зачем ему понадобилось выдумывать такое?

На мгновение – на одно мгновение беспомощного, безысходного отчаяния, овладевшего им, обессилевшим и вымокшим до нитки – в голове промелькнула мысль о том, чтобы признаться. Сказать ей, кто он такой и зачем он здесь. Покончить со всей ложью. Разом, прямо здесь и сейчас.

Но, узнав правду, она разъярится. Она возненавидит его.

И сбежит.

Пусть порученное ему дело вызывает в нем одно только отвращение, но он должен завершить его. Исполнить этот проклятый долг перед королем и страной. Должен доставить ее – вместе с ее секретами – в Англию.

– Мари, но зачем же мокнуть под дождем? – процедил он, боясь шевельнуться. – Пойдем под крышу. Там и поговорим.

Она не шелохнулась.

– Он говорил, что он мой брат.

– Он лгал. Все сказанное им – ложь. Эти военные не гнушаются ничем, лишь бы прибрать нас к рукам. Они способны на самый подлый обман.

– Но он похож на меня.

– Ну разумеется, похож, – ответил он, лихорадочно соображая. – Они три недели держали тебя в лечебнице и досконально изучили твою внешность. И чтобы их ложь выглядела правдоподобнее, нашли человека, похожего на тебя.

Это не так уж сложно. Они рассчитывали, захватив тебя, заставить меня пойти на уступки. – Его голос дрогнул. – Ну подумай сама, Мари. Разве ты знаешь того человека? Он хоть кого-то напомнил тебе?

– Нет.

– Значит, ты не помнишь его?

– Нет, – повторила она, но взгляд ее оставался недоверчивым.

– Тогда почему же ты считаешь, что он говорил правду? Воцарилась тишина, слышалось только шуршание дождя.

– Но ведь тебя я тоже не помню, – тихо проговорила она.

Он стиснул зубы. Ну что можно возразить на это? Она права.

– Мари, они хотели одурачить тебя. И похоже, им это удалось. Ты уже не доверяешь тому, кому должна была бы доверять больше остальных. Я твой муж. Ну скажи, что мне сделать, чтобы ты поверила?

– Я не знаю, Макс. – Она покачала головой и заморгала, словно борясь со слезами. – Не знаю. Сегодня утром мне еще казалось, что я знаю тебя, Мне казалось, я...

Люблю тебя.

Эти слова явственно прозвучали у него в голове, хотя она и не произнесла их.

Она потупила взгляд. С прилипшими к щекам мокрыми темными прядями, в испачканном, разодрандом плаще, выглядывавшем из-под его черного плаща, она выглядела такой жалкой и несчастной, что ему нестерпимо захотелось притянуть ее к себе, обнять ее, осыпать ее лицо поцелуями. Но он не осмеливался приблизиться к ней ни на шаг, опасаясь, что она воспримет это как угрозу.

И все это время он непрестанно думал об одном. Ты, права. Чутье не обманывает тебя. Я лгу тебе. Он твой брат. Или был им.

Ведь я, возможно, убил его.

Свинцовая тяжесть наполнила его сердце. Не то чтобы он жалеет об этом. Но видит Бог, ненависть окажется слишком слабым понятием, чтобы описать ее чувства к нему, когда она узнает о брате.

– Макс, – тихо проговорила она, накручивая поводья на руку, – ведь ты откликнулся на то имя.

– Какое имя? – хрипло спросил он. Он уже едва сдерживал себя, раздираемый желанием выложить ей правду, не в силах ни секунды дольше терпеть эту муку. Зачем откладывать неизбежное?

– Д'Авенант. Тот человек, которого ты убил, назвал тебя д'Авенантом. И ты откликнулся на него.

– Я обернулся не на имя, а на голос. Она не отводила взгляда от его лица.

– Но ты сразу же выстрелил в него. У меня такое впечатление, что тебе ничего не стоит убить человека.

– Но ведь он целился в меня, я был вынужден защищаться. В конце концов, я защищал не только себя, но и тебя.

– Да, знаю... Но у меня никак не выходит из головы... Я не ожидала... – Она снова покачала головой. – Ведь мне казалось, что я знаю тебя. Я видела в тебе человека мягкого, доброго, образованного, но сегодня... ты был совсем другим.

Вспышка молнии вдруг озарила небо, словно подчеркивая и подтверждая последние ее слова. Ты был совсем другим. Как ему объяснить ей, если он не в состоянии объяснить это себе?

Он стоял и смотрел на нее сквозь потоки дождя, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. В прошлой жизни – Боже, как давно это было! – невозможно было даже представить такое. Но сегодня он, не испытывая не малейших сомнений, нажал на курок. Потому что видел перед собой не человека, а врага, противника, в намерения которого входило отобрать у него Мари.

И движимый решимостью не допустить этого, он убил его. Убил, чтобы сохранить Мари.

Он не испытал никакого раскаяния, даже сожаления. Наоборот – в тот момент он почувствовал огромное удовлетворение. Дрожь восторга пробежала по его членам. То был дикий, примитивный восторг победителя.